В 1922 г. североамериканским историком Робертсоном был обнаружен в Англии архив одного из знаменитейших борцов за национальное освобождение Испанской Америки—Франциско Миранда. Спустя четыре года венесуэльское правительство откупило этот архив, перевезло в Каракас и создало по инициативе дик татора Гомеса специальную комиссию для опубликования его. До настоящего времени до нас дошли только два первые тома, которые заключают бумаги, освещающие детство Миранды, и его дневники (Archivo del General Miranda. Viajes, diarios. Editorial sur América, Caracas 1929, v. I 1750 - 1785, p. XII - 439, v. II 1785 - 1787, p. XVI - 476). Большую часть второго тома занимает дневник Миранды, веденный им во время пребывания в России.
Пропутешествовав несколько лет, побывав в САСШ, в Англии, в Пруссии, в Саксонии, в Австрии, в Венгрии, в Италии, в Греции, в Турции, генерал Миранда 7 октября 1786 г. прибыл в только что основанный и живший исключительно военной жизнью Херсон. Миранда надеялся, что рекомендательные письма, которые он привез с собой, позволят ему избежать карантина, установленного из-за чумной эпидемии в Турции. Это ему однако не удалось: срок был сокращен только на десять дней. До 9 ноября Миранда мужественно сносит тюремный режим карантина. Он спит на полу, окна в его комнате без стекол, «крыс столько, что это настоящая чума», «холода делают это дьявольское положение почти невыносимым». Миранда сидит дома, приводит в порядок свои заметки и ждет освобождения. У него хватает мужества сочувствовать тем, кто в худшем положении. В карантине оказываются «несчастные грузинские рабыни, которые только что прибыли из Константинополя, вытребованные Россией как ее подданные. Одна вот-вот родит, но навряд ли мать не умрет до родов от холода». Она все не рожает, и Миранда посылает ей вина и одеяло.
Наконец он на свободе; 11 ноября он уже гуляет по «улицам Херсона, которые непроходимы из-за грязи, глубиной не менее чем в один фут».
На свободе привезенные им письма сразу оказывают магическое действие: иностранец принят военными-аристократами, находящимися в Херсоне: князь Вяземский рассказывает ему о путешествии в Испанию, князь Долгорукий очень любезен с ним, как и его жена. «Она,—замечает Миранда в скобках,— по происхождению еврейка, но для того, чтобы выйти замуж, крестилась, и это обстоятельство вместе с 50 000 рублей приданого сделали ее вполне приемлемой». Миранда посещает архиепископа Евгения, который преподносит ему только что вышедший из печати его перевод Виргилия на греческий язык, обедает у вдовы молдаванского господаря Гики, оcматривает окрестности, обращает особенное внимание на курганы, «искусственные холмики, которые называются м о г и л а (moguila), что значит гробница». Он принимает участие в обедах, игре в карты и в лото, в попойках.
Жизнь в крепости заставляет Миранду приглядеться к военному искусству и быту страны. Организация войск приводит его в восторг и вызывает неоднократ ные похвалы на страницах дневника. Ему нравится и то, что генералам дают имена «на римский лад»—Орлов-Чесменский, Румянцев-Задунайский,—и то, как одеты простые солдаты. Он видит однако и оборотную сторону:
«Русский полк представляет собой настоящий маленький город со всем необходимым, чтобы жить совершенно самостоятельно и двинуться в поход в тот момент, когда прикажут. Нет такой технической или домашней профессии, которая не имела бы здесь специалиста (их распределяет каждый капитан в своей роте по мере того, как прибывают новобранцы, по своей прихоти. Самое замечательное, что обучают солдат без иных учителей или наставников, кроме палки, которая готова упасть на спину, если солдат не научится и не сделает того, что ему приказано)... Каждая рота имеет свое помещение, которое недостаточно даже для сорока человек... Солдат редко ест что-либо, кроме хлеба, соли и кое-каких овощей» (1 октября).
Миранду очень скоро начинает отталкивать целый ряд явлений. Он критически относится к времяпрепровождению высшего офицерства, он не понимает увлечения карточной игрой, ему кажется «совершенно невероятным то количество водки с чаем, которое пьет этот старик стаканами». Еще меньше нравится венесуэльцу политика екатерининских вель мож по отношению к инородцам. Этот вопрос особенно занимает его как представителя маленькой порабощенной нации. Ему приходится узнать много горьких истин. Ему рассказывают, что итальян ская колония почти ликвидирована—«из 13 000 человек осталось 250», что «дурное поведение русских офицеров» сократило количество татар в Крыму с 4 000 000 человек до тридцати тысяч», что «русские опустошили страну, срубая плодовые деревья на дрова, разрушая дома и мечети для той же цели». 15 декабря после долгих дружеских бесед с рядом лиц, он записывает:
«Я узнал в высшей степени интересные вещи. Дело в том, что русские насильно переселили отсюда (из Крыма) свыше 65 000 греческих и армянских семей (христиан, по их словам) В Екатеринославскую губернию, чтобы заселить ее. В результате Крым остался совершенно разоренным и лишенным земледельцев. С другой стороны, область, которую они хотели заселить, уже представляет собой пустыню, потому что никто из этих несчастных мучеников не остался там; одни умерли, другие бежали в пограничные с Азией страны. Возможно ли, что еще происходят такие недопустимые вещи и что деспотизм не понимает гибельных результатов такой несправедливости и таких злоупотреблений!»
Взрыв негодования вызывает у венесуэльского либерала то, что рассказывающие ему об этом люди говорят об этом, как о мудрых государственных начинаниях:
«Будь проклята эта раса. Аминь.»
Миранда однако проклятье свое оставляет на страницах дневника и продолжает дружески беседовать с представителями «проклятой расы».
В конце декабря в Крым приезжает Потёмкин., принимает Миранду в свою свиту, совершает с ним путешествие по Крыму, рассказывает и наглядно показывает ему всю историю завоевания Тавриды, повествует об осложнениях, которые это вызвало в Европе.
В начале февраля Потемкин спешит в Киев, куда должна прибыть императрица и весь двор. Миранда едет следом за ним и 7-го прибывает туда. Здесь на страницах дневника мелькают новые имена: поляки – полковник Потоцкий, Сапега, Мнишек, русские – фельдмаршал Румянцев, князь Безбородко, Шувалов, Барятинский, Нарышкин, иностранные послы. Миранда входит в придворные круги и 14 февраля он «представлен императрице князем Безбородко». Екатерину сильно заинтересовывает знатный иностранец, она часто и любезно беседует с ним о самых разнообразных предметах от арабской архитектуры в Гренаде до судеб иезуитов и инквизиции, посылает справляться о его здоровье, когда он несколько дней не является ко двору, и т.д. В конце концов она предлагает ему перейти на службу в русских войсках.
Однако Миранда из разных источников узнает о зависти, которую возбуждает в других отношение императрицы к нему, а князь Дашков, «у которого хватает смелости говорить такие вещи, которые никто другой в стране не осмелится сказать», открывает ему «бесконечные факты интриг и проделок этой Catalina [Екатерина]». Все это убеждает Миранду поскорее покинуть это великосветское, но очень уж грязное на его взгляд общество. Он окончательно убеждается в том, что дальнейшее пребывание здесь не принесет ему ничего и не подвинет ни на шаг к основной цели его путешествия.
Дальнейшее его пребывание в Киеве уже носит характер почти вынужденного; 15 марта он выезжает в Канев, где встречается с польским королем. Станислав-Август очень заинтересовывает Миранду своей образованностью, начитанностью и настоящей культурой.
Через три дня он прощается с королем. Императрица делает еще одну попытку удержать его и передает ему через Потемкина, что «боится за него»; «под нерушимым секретом» венесуэлец рассказывает о причинах, которые заставляют его вернуться на родину, ждущую освобождения, и 1 мая выезжает в Москву.
В Москве Миранда живет в доме Румянцева, осматривает памятники искусства, очень интересуется архивами, беседует с митрополитом Платоном.
Через месяц он уже в Петербурге, где его ласково принимают «великие князья и знать». Но тут интриги, от которых он бежал из Киева, делают его своей жертвой. Поверенный в делах Испании Маканас делает все возможное, чтобы дискредитировать неприятного Испании венесуэльца перед русским двором. Он обменивается резкими письмами с Мирандой и обиженный Мирандой жалуется Безбородко, что «он опаснейший враг Испании» и самозванец. Императрица велит передать испанскому послу, что «если она его [Миранду] ценит, то никак не за чины, которыми он награжден в Испании, а за его личные качества, которые ей лично известны и исключительно благодаря которым он приобрел ее уважение и покровительство».
Испанское посольство в союзе с французским и некоторыми другими открывает поход против Миранды, но императрица стоит на своем. 8 августа на прощальном обеде Безбородко передает Миранде последнюю просьбу императрицы:
«Ее величество просила передать, что так как испанцы хотят лишить его мундира, то, если он желает носить мундир полковника русской службы, не только никто не будет в претензии, но это доставит ей большое удовольствие».
Все это однако не могло отклонить Миранду от основной его цели, тем более, что и пребывание при русском дворе соблазняло его все меньше и меньше. Он спешно готовится к отъезду, совершает предварительно путешествие в Финляндию, выказывая еще раз определенный интерес к малым и порабощенным нациям, и 7 сентября садится на судно, направляющееся в Стокгольм.