Военное дело

Херсон, Крым и Кременчуг

Даты	Цитаты	Комментарии автора
10 ноября	«В десять утра вместе с г-ном Розаровичем посетил командующего войсками Текели — хорвата по происхождению, который, будучи младшим офицером, отличился отвагой и воинской доблестью в войне с Пруссией, а в последнее время — с Турцией. Это человек крайне немногословный, внешне весьма импозантный. Он заверил меня в своей дружбе и уважении».	В тот же день он заезжал к полковнику Николаю Ивановичу Корсакову, начальнику крепостных сооружений и архитектору крепости, и капитану первого ранга Николаю Семеновичу Мордвинову, начальнику арсенала и командиру флота, однако обоих дома не застал.
17 ноября	«Посетили дом полковника Корсакова, который проявил к нам величайшее внимание, предоставив в наше распоряжение лошадей английской породы и слугу, чтобы сопровождать нас. Побывали также в находящемся там старинном артиллерийском парке, где примечательны три бронзовые пушки времен Петра Первого (1722 г.), которые поистине и в наши дни не отлили бы лучше и с большим вкусом».	Знакомство с полковником Николаем Ивановичем Корсаковым сыграло ключевую роль для Франсиско де Миранды, поскольку именно благодаря этому офицеру Миранда посетил и осмотрел объекты крепости и познакомился с группой выдающихся военных.
17 ноября	«...где познакомился с казачьим полковником на российской службе по фамилии Денисов, одетым по форме и с написанным на лице чувством собственного достоинства, столь характерным для этой нации».	Речь идет о Федоре Петровиче Денисове, казачьем полковнике на российской службе.
22 ноября	«Пользуясь благоприятной погодой и хорошим состоянием мостовой, направился в крепость, и вместе с прекрасно знающим это место г-ном Бенсоном, которого там встретил, мы осмотрели все, начав с уже воздвигнутых земляных валов. В целом они показались мне грандиозными, прочными, пропорционально спланированными, за исключением слишком коротких линий обороны, вследствие чего расстояние между бастионами невелико. Из-за проливного дождя только что рухнул пороховой погреб».	В ноябре были сильные снегопады, ознаменовавшие начало русской зимы.
1 декабря	«…а потом с княжеским адъютантом г-ном Зельхорстом — молодым пруссаком лет 22-х — посетил полки, расквартированные в окрестностях…»	Речь идет об адъютанте князя Андрея Ивановича Вяземского.
13 декабря	«...зашли к полковнику Корсакову, который был у себя в кабинете, и он дал мне свои заметки, относящиеся к Крыму и Кременчугу. Затем... он познакомил меня с планом крепости, где я обнаружил некоторые существенные отклонения от принципов и заповедей г-на де Вобана. Главное из них касается оборонительных линий, которые Корсаков делает гораздо короче и в пределах практической досягаемости ружейного огня, ибо сие оружие противник никогда не может вывести из строя, и оно тем эффективнее, чем ближе размещено».	Данная цитата в определенной степени подтверждает предположение, что Миранда давал Корсакову рекомендации в воспросах, связанных с постройкой защитных сооружений крепости.
17, 18, 19. 20. 21, 22, 23 и 24 декабря	«Всю эту неделю провел то тут, то там, беря у этих людей уроки военного дела...»	Здесь (в Херсоне и его окрестностях) находилось расположение многочисленной армии, а также крупный порт важного военного значения.
28 декабря	«У нас к обеду был генерал-аншеф Суворов, прибывший два дня назад в составе свиты князя Потемкина. Присутствовали Текели, Штакельберг и высокопоставленные офицеры гарнизона. Суворов наговорил мне кучу комплиментов и произвел впечатление человека крайне назойливого. Говорят, однако, что он храбр и исполнен чувства воинского долга».	Речь идет об Александре Васильевиче Суворове, одном из самых прославленных генералов в истории России.
30 декабря (новый стиль)	«Мой друг Мордвинов тотчас же обратился к адъютанту Рокасовскому, который предложил мне пройти в расположенную в глубине дома приемную, где находились исключительно генералы и полковники. Через некоторое время вышел сам вельможа, кое-кому поклонился, но ни с кем не заговорил. Адъютант приблизился, чтобы представить меня, и тогда он [князь Потемкин] подошел и спросил, чем может быть полезен».	Подразумевается, что адъютант Иван Рокасовский представил иностранца Франсиско де Миранду князю и фельдмаршалу Григорию Потемкину.
31 декабря (новый стиль)	«С утра писал. Обедал тет-а-тет с княгиней, а потом с визитами побывали несколько русских дам. Появился князь Вяземский, повторивший, что князь Потемкин желает видеть меня, а вслед за тем адъютант последнего передал приглашение провести вечер в его обществе. По совету моего друга и особенно княгини, к чьим настояниям я скорее всего и снизошел, велел достать себе шпагу. Бог ты мой, какая ерунда!».	Отмечается, что Миранда получил шпагу по настоянию княгини, супруги Андрея Ивановича Вяземского (Дженни О’Рейли), племянницы Александра О’Рейли, генерала на службе короля Испании Карла III.
31 декабря (новый стиль)	«Некий Рибас, уроженец Неаполя, тоже адъютант и кавалерийский полковник на российской службе, заговорил со мной по-испански. Он выглядит человеком сдержанным, получившим кое-какое образование».	Речь идет об адъютанте князя и фельдмаршала Григория Потемкина полковнике Иосифе Михайловиче де Рибасе (позже он станет известен как основатель Одессы).
25 декабря (старый стиль)	«Князь подозвал меня, и мы доверительно беседовали тет-а-тет, расстались уже около двенадцати, чтобы выспаться, поскольку на следующий день должны были обедать в бывшей столице Бахчисарае (или «сераль в саду»)».	Эта встреча, носившая личный характер, произошла в доме генерал-губернатора Тавриды Василия Васильевича Каховского.
29 декабря (старый стиль)	«Вечером имел продолжительную беседу тет-а-тет с князем, поведавшим мне об обстоятельствах захвата Крыма, о беспокойстве, вызванном этим во Франции, о противодействии, оказанном ему самому в Петербурге при осуществлении его замыслов».	Миранда размышляет о беседе: «Он говорил об опрометчивости Англии, заключившей мир тогда, когда ее враги стали испытывать затруднения, и т.д., и что если бы не “Вооруженный нейтралитет”, Франции несомненно пришлось бы капитулировать. Понимание этого позволило России плести интриги в Константинополе с целью будоражить турок».
30 декабря	«Князь приказал построить Фанагорийский гренадерский полк для смотра, но он не состоялся, и с наступлением темноты солдат отвели в казармы».	Военные части императорской армии были развернуты по всей территории Херсона, Крыма и Кременчуга, чтобы гарантировать безопасность маршрута, по которому должна была проезжать императрица Екатерина II.
31 декабря	«Чуть поодаль в добротных бараках квартирует егерский батальон, приветствовавший нас артиллерийскими залпами».
31 декабря	«Затем, проехав еще пять верст, мы вышли из экипажа в гавани или на пристани, где оказались эскадренные шлюпки под командованием г-на Мордвинова. Проплыли еще две версты и прибыли в Севастополь после трех часов пополудни».	После ужина Миранда вернулся в дом Маккензи с господином Киселевым, где для них уже были приготовлены комнаты по соседству с комнатами Потемкина.
1 января 1787 (старый стиль)	«...мы с князем вернулись домой и стали обсуждать политические вопросы. Он уверял меня, что всегда поддерживал англичан и акция провозглашения “Вооруженного нейтралитета” была предпринята во время его отсутствия в Петербурге...» «Число кораблей в Севастополе: 14 фрегатов, три 66-пушечных судна и одна бомбарда. В этом порте вполне надежно может укрыться эскадра, насчитывающая свыше ста линейных кораблей, причем в случае какого-либо повреждения ремонт займет не более недели, поскольку верфь хорошо оборудована, и можно тотчас же выйти в море».	Миранда добавляет, что Ф… (французы) гораздо коварнее, хотя их и презирают повсюду. Миранда посещает недавно построенную военно-морскую базу в Севастополе, где получает описание кораблей Черноморского флота.
4 января	«Проследовали через расположение Екатеринославского полка, расквартированного поблизости. Андерсон принял нас по всем правилам британского гостеприимства».	Военные части императорской армии были развернуты по всей территории Херсона, Крыма и Кременчуга, чтобы гарантировать безопасность маршрута, по которому должна была проезжать императрица Екатерина II.
5 января	«Князь подарил мне только что составленную карту Тавриды, более точную, чем прежние».	Становится заметно, что Миранда заслужил доверие князя Потемкина.
6 января	«...после чего немного полюбезничали с князем, который показал мне крупномасштабные карты этой страны и четырех ее губерний, исполненные недавно русскими умельцами...»	Судя по фактам, можно заметить, что князь Потемкин делится с гостем некоторыми государственными тайнами.
7 января	«Разговаривал с князем наедине о политике, и он мне сказал, что французы вроде турок: стоит однажды дать им отпор — больше не сунутся».	В конце своих записей Миранда добавляет фразу: «Похоже, он знает их достаточно хорошо».
9 января	«Артиллерийский залп возвестил о нашем прибытии, и нас встретили многие офицеры расквартированных тут двух гренадерских полков и двух рот бомбардиров».	Военные части императорской армии были развернуты по всей территории Херсона, Крыма и Кременчуга, чтобы гарантировать безопасность маршрута, по которому должна была проезжать императрица Екатерина II.
11 января	«Тут же дислоцированы Константиноградский кавалерийский полк и казачий эскадрон».
13 января	«...достигли морского побережья и Феодосии (что в 22 верстах от предыдущего города), ее древние крепостные стены, башни и ров еще сохранились, надписями и гербами семейств Гримальди, Дориа и др. свидетельствуя, что сооружены генуэзцами. Тут располагается мушкетерский полк (командир которого — немец, г-н Ребок), несущий караульную службу».
26 января	«Среди военных, с которыми я здесь познакомился, генерал-аншеф князь Долгоруков — как мне кажется, человек благородный и утонченный, хорошо разбирающийся в своем ремесле. Он участвовал в Чесменском сражении и рассказал мне, что всего с четырьмя или пятью офицерами высадился в Албании и т.д.».	Венесуэлец пишет, что с ним много беседовали о военном искусстве, и отмечает, что, на его взгляд, главнокомандующий рассуждает весьма разумно и со знанием предмета.
3 февраля	«…я изъявил согласие и решил заказать какой-нибудь костюм из сукна или другой ткани, какую удастся достать, для чего попросил моего доброго друга Рибаса помочь, и он от всего сердца предложил мне денег, сколько понадобится. О, как мало примеров подобного рода встречается на свете!»	Миранда планировал продолжить свое путешествие в Москву после отъезда Потемкина. Однако адъютант князя полковник Иосиф Михайлович де Рибас сообщил Миранде, что князь ни в коем случае не одобряет намерения Миранды продолжить путешествие, потому что «было бы непростительно, находясь столь близко от Киева, упустить возможность увидеть императрицу». В этой связи Миранда пишет: «В итоге я рисковал оказаться при дворе, блиставшем роскошью и пышностью, не имея иной одежды, кроме поношенного фрака, в котором покинул Грецию и Турцию. Короче говоря, дабы не раскрывать свои мотивы и угодить князю, коему несомненно должен быть бесконечно признателен за его исключительное внимание, я изъявил согласие…».
4 февраля	«Утром Рибас прислал за мной карету, и я отправился к нему домой, куда мы велели вызвать немца-портного и раздобыть немного сукна. Поскольку удалось найти только [материю] синего цвета, был сшит адъютантский мундир, а я тем временем приобрел вышитый камзол для своего костюма из вигоневой шерсти, шляпу, шпагу и т.д.».	Обстоятельтсво, описанное в предыдущем комментарии, заставило Миранду заказать у портного «выдуманную» униформу, которую он надел в день знакомства с императрицей Екатериной II и продолжал надевать с того дня для присутствия почти на всех официальных приемах, на которые был приглашен. Этот военный костюм станет причиной неприятного инцидента с поверенным в делах Испании Педро де Маканасом и Маканасом. Он воспользуется этим как предлогом для попытки ареста венесуэльца в Санкт-Петербурге, желая выслать его в Испанию в качестве государственного преступника.
4 февраля	«Полковник Майндорф вызвался сопровождать меня, так как хотел показать два эскадрона своего Екатеринославского кирасирского полка, лучшего во всей российской кавалерии...»	В тот день полковник Казимир Иванович Майндорф пригласил Миранду на смотр двух батальонов Екатеринославского кирасирского полка, военного подразделения, к которому хотел принадлежать Миранда, получив разрешение носить форму полковника императорской армии.

Киев — Канев

Даты	Цитаты	Комментарии автора
13 февраля	«Сегодня после полудни посетил маршала Румянцева, который принял меня чрезвычайно любезно. Мы более двух часов обсуждали тет-а-тет военные темы, о чем он рассуждает без напускной таинственности и рисовки, с тем высочайшим знанием дела, каким обладают лучшие мастера сего ремесла».	У Миранды завязалась крепкая дружба со знаменитым русским фельдмаршалом Петром Александровичем Румянцевым-Задунайским, генерал-губернатором Малороссии (Киев, Чернигов, Новгород-Северский), который в ходе частых и долгих бесед рассказывал венесуэльцу о своем участии в Семилетней и первой Русско-турецкой войне.
14 февраля	«…представивший меня генерал-адъютанту императрицы графу Ангальту, который прежде занимал этот пост при короле Пруссии. Он показался мне достойнейшим человеком, обладающим глубокими познаниями в области военного искусства, о чем мы говорили довольно долго».	Речь идет о графе Федоре Афанасьевиче Ангальте, адъютанте императрицы Екатерины Великой.
16 февраля	«В девять часов подали ужин, но я был столь поглощен беседой с Ангальтом о военных материях, что даже не сел за стол».	Стоит отметить интерес Миранды к приобретению и углублению знаний о текущих военных делах.
17 февраля	«…племянниц князя, обычно его сопровождающих. Он получил письмо от некоего кардинала, рекомендующего Замбеккари, который служил в Испании и т.д. Князь показал мне это послание, и я подтвердил правильность написанного в нем; причем рассказал, как вследствие столкновения с инквизицией Замбеккари бежал из Гаваны, и что в Лондоне я видел производимые им аэростатические опыты, а в Болонье знавал его почтенное семейство».	Этот эпизод можно характеризовать как первую услугу, оказанную Мирандой князю Потемкину. Кроме того, следует отметить доверие, которое демонстрировал Потемкин по отношению к венесуэльцу: именно по его рекомендации князь принял решение немедленно принять Замбеккари на службу Российской империи в чине капитан-лейтенанта.
18 февраля	«… а в сумерки посетил маршала Румянцева, с которым долго толковали о войне и его последних кампаниях».	Миранда отмечает, что во время этой беседы фельдмаршал Петр Александрович Румянцев-Задунайский всячески хвалил прусскую кавалерию и пехоту.
19 февраля	«… а пополудни я побывал у графа Ангальта, показавшего мне исполненную от руки превосходную военную карту походов маршала Румянцева. Как жаль, что она не напечатана, ибо содержит подробнейшее объяснение на французском языке, дающее достаточное представление о предмете».	У Миранды всегда была возможность из первых рук получить различные военные документы, в том числе карты, планы, военные стратегии.
22 февраля	«Под конец [императрица] спросила о нашей экспедиции в Алжир под командованием О'Рейли, и правда ли, будто обратно вернулось гораздо меньше половины ее состава. Я ответил, что это преувеличение: по моему мнению, мы потеряли лишь пятую часть людей. “Так ли, — усомнилась она, — а сколь велики были потери артиллерии?” “Не очень”, — возразил я».	В данном случае можно отметить, что Екатерина Великая обладала глубокими знаниями в военном деле и военной истории своего времени.
6 марта	«Позднее был у фельдмаршала Румянцева, где в моем присутствии высказывались самые нелепые и нахальные суждения из всех, какие мне когда-либо доводилось слышать. Князь Сапега, начальник литовской артиллерии, который явился для представления неких иностранцев фельдмаршалу, пытался разъяснить тому...»	Речь идет о разговоре между Казимиром Нестором Сапегой, командующим артиллерией Литвы, и фельдмаршалом Петром Александровичем Румянцевым-Задунайским. Об этом разговоре Миранда пишет:
		«...пытался разъяснить тому, что понимал, а чего не понимал в области военного искусства покойный король Пруссии. По мнению Сапеги, Его Величество в кавалерии знал толк, не говоря уже о пехоте, в артиллерии разбирался слабо, а в инженерном деле не смыслил вовсе. В целом все это напоминало комедию, и фельдмаршал, наконец, спросил, знал ли король, с кем говорит, намекая на то, что в Польше князь командовал артиллерией. Просто поразительно, что этого несчастного не только до сих пор не высмеяли за его глупость, но даже считают в Польше первым оратором и чуть ли не польским Питтом. Беда тому государству, которое попадет в подобные руки!»
9 марта	«В шесть отправились к фельдмаршалу Румянцеву, и я очень мило проговорил с ним до десяти, а затем они с сыном увезли меня ужинать к супруге «воеводы Русского». Там, кроме привычной компании, был еще князь Юзеф Понятовский, молодой человек 25 лет, необычайно элегантный и с прекрасными манерами».	На ужине Миранда также познакомился с князем Станиславом, графом Тышкевичем, польным гетманом литовским, женатым на одной из сестер князя Станислава. Кузен князя Станислава Юзеф Понятовский, полковник австрийской службы, впоследствии стал маршалом наполеоновской империи.
12 марта	«Затем отправился к фельдмаршалу Румянцеву, встретившему меня весьма радушно, и мы проговорили до начала одиннадцатого. Сколько же сдержанности и глубины в его суждениях! Некоторые полностью совпадали с моими, и он радовался, что у нас схожий образ мыслей».	Фельдмаршал Румянцев-Задунайский сделал Миранде комплимент; последний писал в своем дневнике: «Поскольку речь шла о войне, мое самолюбие ни в коей мере не было ущемлено. Он показал мне труд Пейсонеля в двух томах [форматом] ин-октаво, посвященный навигации на Черном море, в Крыму и т.д.»
1 апреля	«Отсюда все фортификации видны, словно на чертеже, — кажется, я насчитал в общей сложности семь бастионов, — равно как и здание нового арсенала, которое сейчас возводится и обещает быть великолепным. Строят его из кирпича. Сколько же всяких зданий внутри этого святого монастыря!»	Миранда описывает военные сооружения и свои впечатления.
2 апреля	«Утром меня посетил Сегюр, а вслед за ним — господин Уитворт, с которым мы потом прогулялись по крепостным стенам. Несколькими днями ранее его и Фицгерберта, когда они предприняли подобную прогулку, арестовал караульный и продержал под стражей более получаса. Однако же нам никто не сказал ни единого слова».	Венесуэлец описывает случай, когда Уитворта и Фицгерберта арестовал караульный крепости и продержал их под стражей более получаса.
11 апреля	«Он рассказал мне (Румянцев), что когда вел переговоры о заключении мирного договора с Турцией, вышеупомянутый прусский король, хотя являлся союзником России, выдвинул условием возвращение ею Валахии и Молдавии».	Маршал Румянцев-Задунайский расказывает Миранде о своем опыте участия в военных действиях.
12 апреля	«После чего мы с Уитвортом отправились осмотреть галеры, подготовленные для императрицы, всего их двенадцать, как явствует из перечня, коим меня снабдил генерал Апраксин. Повстречали там и моего приятеля Киселева».	Миранда пишет: «Поднялись на борт царской галеры и судна князя Потемкина (последнее предназначалось императору в случае его прибытия), — а также галеры, которая служит столовой, и еще двух, где размещаются кухни для приготовления обедов и ужинов и т.д. Указанные суда прочны и достаточно удобны, богато, хотя и без особого вкуса, отделаны, что же касается плотницкой работы, то она достаточно заурядна. Оснастка очень недурна».
21 апреля	«Как обычно, вернулись во дворец, где по случаю знаменательного дня был обнародован список представленных к очередному чину. Князь уведомил нас, что одному из наших спутников присвоено звание полковника — господину Киселеву».	Обратите внимание, что новость о повышениях было принято сообщать через обнародование списков представленных к очередному чину.
21 апреля	«Он велел принести перо и чернильницу и снабдил меня тремя письмами в Тулу — посоветовав на досуге осмотреть тамошнюю мануфактуру...»	Вероятно, имеется в виду оружейная мануфактура.
22 апреля	«Еще до полудня императрица выехала из дворца, чтобы объехать церкви. На пути ее следования был выстроен Киевский кирасирский полк под командованием господина Энгельгардта. Я внимательно осмотрел строй, понравившийся мне своей выправкой и превосходной амуницией, вот только дисциплина, по моему разумению, никуда не годится». «Оттуда мы проследовали к пристани, чтобы наблюдать за отплытием, и там я имел продолжительную беседу со Штакельбергом — о Чесме, Румянцеве и т.д.».	Стоит отметить, что императрица проявляла интерес к дисциплине и организации ее полков и военных частей. Речь идет о графе Отто Магнусе фон Штакельберге, посланнике России в Польше.
23 апреля	«В полдень фельдмаршал Румянцев прислал за мной свою карету, запряженную шестеркой лошадей, и двух драгун, так что по пути все стражники отдавали мне честь как фельдмаршалу. Собралось многочисленное общество, и мы долго беседовали на военные темы».	Увидев карету фельдмаршала Румянцева-Задунайского, стражники отдавали Миранде честь, согласно военному уставу.
25 апреля	«Обедал у фельдмаршала Румянцева, где встретил настоятельницу местного монастыря, ибо здешние монахини покидают обитель, возвращаются туда и наносят визиты совершенно свободно, и их никто не сопровождает. За столом подробно обсуждали военные темы, и фельдмаршал сообщил мне, между прочим, что в сражении с турками при Кагуле, когда он вступил в бой, у него было всего 18 тысяч штыков, а неприятельское войско насчитывало более 150 тысяч. Он потерял убитыми 1200 человек, а турки, как полагают, свыше 4000». «Сегодня семейство Нарышкиных отправилось в Кременчуг, а Апраксин — в свои пенаты, пригласив меня провести у него несколько дней. Этот молодой человек, сугубо приверженный воинскому делу — точь-в-точь как наш дон Хуан Мануэль де Кахигаль — только что вернулся из Астрахани и с персидской границы, где некоторое время командовал гарнизоном».	Венесуэлец отмечает, что, по словам фельдмаршала Румянцева-Задунайского, «…если бы император начал войну, то с большой охотой пошел бы волонтером... С каким пылом это говорилось!» Речь идет о Степане Степановиче Апраксине, флигель-адъютанте, друге А. М. Дмитриева-Мамонова.
26 апреля	«Явилась женщина с жалобой на то, что некий младший офицер или сержант надругался над ней и несколько ночей с ней спал. Очень похоже, что это “надругательство” произошло по обоюдному согласию сторон!».	Из рук своего друга Румянцева-Задунайского Миранда получает список чиновников и офицеров Малороссии (Киев, Чернигов, Новгород-Северский).
30 апреля	«Оттуда заехали к фельдмаршалу, предложив ему взглянуть на вышеупомянутое сооружение. Он согласился, мы уселись в кареты и спустились к пристани».	Миранда продолжает обсуждать военные темы с фельдмаршалом Румянцевым-Задунайским, с которым и до этого много говорил о войне, остается у него до 11 вечера, а затем едет домой.
1 мая	«Прибыла карета фельдмаршала, и я поехал к нему обедать. Он вручил мне несколько писем для московского генерал-губернатора, графа Остермана, графа Брюса и т.д., а также для своего адъютанта, дабы тот разместил меня в его московском особняке, и долго заверял в своих теплых чувствах и неизменной дружбе».	Фельдмаршал Румянцев-Задунайский великодушно предлагает Франсиско де Миранде остановиться в его московском особняке.
10 мая	«Далее поехали на фабрику, принадлежащую частному владельцу крупной мануфактуры Баташова, в прошлом — обер-мастеру этого предприятия. Здесь изготовляют изделия того же рода, но высшего качества, прежде всего стальные цилиндры огромных размеров, чтобы с их помощью прокатывать медные листы и проч. [Хозяин] был настолько любезен, что преподнес мне эфес шпаги, инкрустированный золотом, на память о посещении его фабрики».	Факты говорят в пользу того, что данный эпизод можно расценить как второй случай, когда Миранда оказывает услугу князу Потемкину: 21 апреля венесуэлец получил от последнего четкие инструкции посетить оружейную мануфактуру. «Он велел принести перо и чернильницу и снабдил меня тремя письмами в Тулу — посоветовав на досуге осмотреть тамошнюю мануфактуру…»

Москва

Даты	Цитаты	Комментарии автора
14 мая	«Затем мы перешли в Оружейную палату, где в трех больших залах хранится множество ружей, мечей и сабель прежних царей, а более всего там седел и иных предметов конского убранства, изготовленных в восточном стиле и богато украшенных…» «Теперь — в военный госпиталь, основанный Петром Великим и рассчитанный на 1000 раненых солдат. В настоящее время здесь всего 632 человека».	Молодой венесуэлец прибывает в Москву 11 мая 1787 года и начинает осмотр города.
15 мая	«В половине второго отправился к генерал-губернатору, генерал-аншефу П.Д. Еропкину, который при встрече оказал мне всевозможные почести, заверив, что князь Потемкин и фельдмаршал Румянцев аттестовали меня в самых лестных выражениях, что он рад служить мне, и т.д.».	Речь идет о генерал-губернаторе Москвы Петре Дмитриевиче Еропкине.
17 мая	«Обедал у Корсакова, который владеет очень хорошим, хотя и небольшим, собранием книг и старинных бюстов. Живет он в собственном доме, весьма приличном. На обед были приглашены также один француз, кавалерийский капитан, и господин Ларосьер, который был адъютантом у герцога де Брольи, большой знаток военного искусства, о коем мы с ним немало порассуждали. Он знавал О'Рейли, с которым познакомился в доме вышеупомянутого маршала».	Речь идет о майоре артиллерии Алексее Ивановиче Корсакове, брате полковника Николая Ивановича Корсакова, начальника крепостных сооружений и архитектора Херсонской крепости, с которым Миранда завязал знакомство ранее.
18 мая	«Обедал у Корсакова, и господин Ларосьер сообщил мне о вышедшем посмертно труде по военному искусству Гибера, с которым он поддерживал переписку, но тот недавно скончался. (Ложь!)».	С 1780 года Миранда читал работы о военном деле, написанные Жаком Антуаном Ипполитом, графом Гибером («Общая история войны 1756 года»).
24 мая	«В три часа пополудни явился господин Ларосьер, а в четыре мы выехали в Михалково — это семь верст отсюда — и добрались до места в пять часов. Графа Панина мы застали в галерее, в компании какой-то дамы, которая ему читала».	Речь идет о главнокомандующем Петре Ивановиче Панине, который весьма радушно принял Миранду: они пили чай и говорили о путешествиях и о военном искусстве, «…в чем он, будучи военным, знает толк».
29 мая	«В одиннадцать часов явился господин Ларосьер, и мы отправились на обед к графу Панину в его загородный дом в Михалкове». «По дороге заехали к фельдмаршалу Разумовскому, чье имение расположено верстою ближе. Его дом не произвел на меня особого впечатления, равно как и сад с оранжереями». «Потом мы вернулись в галерею, где к нам присоединилась просвещенная госпожа Боде, пили чай и беседовали о войне, истории и т.д.». «Вернувшись, мы продолжили нашу беседу, и граф подтвердил мне то, что в свое время рассказывал фельдмаршал Румянцев: в битве при Цорндорфе пруссаки, численностью, если не ошибаюсь, 15 тысяч человек, атаковали русских под командованием Фермера, у которого было около 100 тысяч человек, и в дивизии, которой командовал граф Панин, из 7 тысяч солдат осталось 700, а сам он был ранен. Граф рассказал мне также об осаде и взятии Бендер, добавив, что Суворов был его Дон Кихотом».	Речь идет о фельдмаршале Кирилле Григорьевиче Разумовском, последнем гетмане Украины, в загородном имении которого установлено более двадцати артиллерийских орудий, «…предназначение которых я так и не понял, разве что сия привилегия полагается ему по званию как казачьему атаману». С графом Петром Ивановичем Паниным.
5 июня	«После чего направился к Ларосьеру. До половины десятого пили чай и беседовали о войне и об этой стране».	Миранда пишет, что Ларосьер показал ему письмо графа Гибера, «в котором тот сообщает, что написал “Общую историю войны 1756 года”, осветив “le morceau le plus singuli-er de ce siècle”, но не решается ее опубликовать и т.д.».
8 июня	«Фельдмаршал (Разумовский) уверял, что в Петербурге я умру со скуки, в связи с чем я заметил, что рассчитываю посетить военный смотр в Финляндии с участием шведского короля. Судя по всему, возразил он, в этом году смотра не будет, так как в противном случае его сын, который является посланником в Швеции, непременно дал бы ему знать, а потому лучше всего для меня будет остаться у него погостить».	Миранда имел в виду военный смотр, который проходил в Финляндии в 1787 году.

Санкт-Петербург

Даты	Цитаты	Комментарии автора
20 июня	«Утром просматривал книги и каталоги с описанием достопримечательностей страны и обнаружил план, за который Академия заставила меня заплатить три рубля, хотя он старый и плохо отпечатан». «Барон Нолькен, шведский посланник, пригласил меня отобедать с ним завтра, причем сообщил, что смотр в Финляндии действительно состоится и, по полученным сведениям, Его Величество отправляется туда на следующий день. Сие известие крайне огорчило меня, ибо, узнай я об этом сразу по приезде, у меня было бы время, чтобы провести там по крайней мере два дня».	На протяжение всего путешествия Миранда возит с собой и приобретает новые книги различных авторов, посвященные различным темам, связанным с Российской империей. Миранда удивлен тем, что военный смотр в Финляндии действительно состоялся, и в связи с этим пишет следующее: «Но кто же мог подумать, что фельдмаршал Разумовский и Левашев, уверявшие меня, будто ничего не будет, ошибаются или находятся в неведении. Однако же случилось именно так!»
23 июня	«Увидел сверху нескольких солдат, готовившихся заступить в караул, после чего накинул surtout и поспешил туда, успев к смене караула; мне очень понравились солдаты, они так же хорошо вымуштрованы, как пруссаки. Затем я пошел одеваться, а в четверть первого мы собрались в зале, и великокняжеская чета вышла к нам». «Когда мы прощались после обеда, он [великий князь] пригласил меня приехать как-нибудь на учения своего полка, а она сказала, чтобы я приезжал в Павловск в день именин ее супруга, который уже близится».	22 июня Миранда был представлен великому князю Павлу Петровичу Романову, будущему императору Павлу I, который пригласил иностранца в свою резиденцию в Гатчину. Там у будущего императора была небольшая личная армия: устроив смотр кавалеристов, великий князь спросил гостя о его впечатлениях. «…и я высказал свое мнение, после чего он взял меня за руку и, крепко сжав ее, проговорил: “Друг мой, таков уж мой образ мыслей, и с этим я ничего не могу поделать. Однако же те, кто хочет меня опорочить, нарочно поступают наперекор мне”, и т.д.».
30 июня	«Утром наблюдал парад гвардейцев, который мне очень понравился, а затем пошел во дворец, где беседовал с великим князем и княгиней, после чего подали обед».	Миранда также пишет: «Посетил я также дом, расположенный поблизости от места моего ночлега, где размещается начальник здешнего гарнизона. Оттуда открывается красивый вид. Как мне сообщил великий князь, некогда на этом месте находились укрепления шведов».
2 июля	«Написал утром записку адмиралу Сенявину с просьбой разрешить мне осмотреть Адмиралтейство и галерный порт, и он мне ответил, что я могу приехать к одиннадцати часам и все будет подготовлено. Отправился туда с Гаянгосом, вызвавшимся меня сопровождать. Встретивший нас адмирал Пушкин все нам показал. Сейчас на стапелях находятся два трехпалубных 110-пушечных корабля, как помнится, сообщил нам главный строитель, некий англичанин».	Речь идет об адмирале Алексее Наумовиче Сенявине, командующем Донской и Азовской военными флотилиями. Кроме того, упоминается имя Гаянгоса, капитана первого ранга на службе испанского короля Карла III. Гаянгос находился в Санкт-Петербурге с середины марта 1787 года и занимался покупкой дерева для военно-морского и прочего строительства. Согласно дневнику Миранды, этот испанский офицер посчитал кили кораблей чересчур короткими (всего 17 футов) для судов такого класса, а палубы — слишком узкими. «Я сказал об этом англичанину, на что он возразил, что оба корабля ничем не отличаются от «Виктории», судна британского флота. Но даже после этого наш испанец продолжал стоять на своем. Эти прекрасные корабли спустят на воду через два месяца».
3 июля	«Утром читал и делал записи. Обедал у кавалера д'Орты Машаду, который живет в очень хорошем доме, одном из самых старых в Петербурге, принадлежащем московскому графу Шереметеву. За столом присутствовали два шведских офицера, прибывших, чтобы вручить поздравление императрице от имени короля Швеции. О смотре в Финляндии они сообщили мне то же самое, что барон Нолькен. Был там и один англичанин, служивший в Индии, полковник Бейли, присутствовавший на последних маневрах в Берлине, и я с ним долго беседовал».	Речь идет о Франсишку Жозе д'Орте Машаду, министре (после) Португалии. Миранда обедал в доме этого дипломата, который показал ему свой сад, весьма хороший для городского поместья. «Оттуда поехал осматривать Арсенал, где хранятся 20 тысяч ружей и 120 орудий на лафетах со всеми припасами. Видел там трофеи, взятые у турок, и среди них бархатный мешок, в котором лежат ключи — очень грубо сделанные, из железа — от Бендер и других турецких крепостей».
4 июля	«После обеда отбыл в Гатчину, куда был приглашен посмотреть учения полка великого князя, и, хотя, когда выехал, еще не было четырех, добрался туда лишь после восьми, потому что попался скверный извозчик».	Миранда не смог присутствовать на учениях полка великого князя Павла.
5 июля	«В восемь часов, заслышав звуки труб, я тотчас выбежал из комнаты и увидел эскадрон, скачущий с развернутыми штандартами. Я бросился туда и, увидев их высочества, которые осведомились, почему меня не было, рассказал, что произошло».	Этим утром великий князь узнал у Миранды, почему тот не присутствовал на учениях, и, чтобы удоветворить любопытство гостя, «…выстроил эскадрон, чтобы я на него посмотрел, а затем удалился».
13 (7) июля	«Вечером я осматривал лагерь артиллерийского и инженерного кадетского корпуса, возглавляемого генералом Мелиссино, и мне все очень понравилось, разве что форма чересчур вычурна».	Речь идет о генерале артиллерии Петре Ивановиче Мелиссино, командире Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса.
8 июля	«В два пообедал, а в четыре адмирал, возвратившийся из своего загородного дома, прислал за мной адъютанта. Я пошел к нему и был принят с чрезвычайной любезностью. После чая мы в сопровождении барона Палена, инженер-майора и главного тут человека, отправились осматривать портовые сооружения».	Речь идет об адмирале шотландского происхождения Самуиле Карловиче Грейге главном командире Кронштадтского порта, с которым Миранда в шлюпке отправился к восточному рейду, «где стоят почти все линейные корабли и фрегаты, находящиеся в отменном состоянии». Миранда особо отмечает: «Я заметил, что по типу это чисто английские суда».
9 июля	«Адмирал сообщил, что на сегодняшний день эскадра состоит из 42 линейных кораблей и 20 фрегатов. После того как он отправился разбирать свою почту, я пошел ужинать к барону Палену. Тот показал мне план Трои с развалинами, который я ранее не видел, и карту Дарданелл, мне известную, надо отметить, довольно точную. У него вообще прекрасное собрание книг по военному искусству, истории и т.д., и он кажется весьма образованным офицером».	От адмирала Самуила Карловича Грейга Миранда получает подробные описания кораблей, находящихся в порту.
10 июля	«Обедали у адмирала, куда пришли также адмирал Круз, командовавший флагманским кораблем в эскадре Спиридова, тем самым, что взлетел на воздух, комендант крепости — бригадир Бергман, и молодой граф Головкин — добровольный участник морской экспедиции, которая вот-вот должна отправиться в путь под командованием капитана 1-го ранга Муловского».	Миранда говорит о графе Головкине, добровольном участнике экспедиции под руководством капитана 1-го ранга Григория Ивановича Муловского, однако из-за начала второй Русско-турецкой войны экспедиция так и не состоялась.
10 июля	«С бригадиром господином Ханыковым, немного знающим по-французски, в карете адмирала ездили в лагерь Морского кадетского корпуса, в трех с половиной верстах от крепости». «Прибыли к адмиралу, выпили чаю, потом он показал мне план Гаваны, какой она была, когда ее захватили англичане, рассказывал об их атаках и т.д. Этот план, найденный у некоего капитана 1-го ранга или у моряков, которые во всем этом участвовали, он собственноручно перерисовал».	(На основе этой встречи и ряда других событий формируется тезис В. Мирошевского о том, что власти Российской империи планировали сделать Миранду участником экспедиции Муловского или Тревенена, чтобы создать на Камчатке плацдарм и нанести удар по испанским позициям в Америке.)
15 июля	«Получил письмо от полковника Бенкендорфа с приглашением отобедать в лагере его полка, а затем посмотреть маневры. Я прибыл в назначенный час и нашел почти весь дипломатический корпус уже в сборе. Пообедали по-походному, в палатке, а затем начались учения, в которых участвовали 800 человек: они показали свою строевую подготовку, готовились к бою, стреляли и т.д., все довольно ловко; на мой взгляд, это один из самых дисциплинированных российских пехотных полков, — по-моему, он называется Нарвским, — хотя и у него есть недостатки».	В связи с этими военными учениями Миранда пишет, что полковник Бенкендорф спросил его мнение об увиденном. «…и я искренне ему ответил, поскольку он кажется мне человеком бесхитростным и доброжелательным. Много говорили с Бейли о прусских войсках, их дисциплине, передвижениях и т.д., но особенно его почему-то интересовало, что я думаю о бургомистре Берлина Мёлендорфе».
16 июля	«Кадеты в сопровождении артиллерии демонстрировали свое искусство Ангальту, а тот, в свою очередь, любезничал со мной. Этот корпус очень хорошо обучен благодаря заботам графа Де Бальмена, женатого на сестре госпожи Капуани. Помимо различных маневров юноши скакали на лошадях и метали копья и дротики в нечто похожее на тихо вращающуюся карусель».	Речь идет о генерале графе Федоре Астафьевиче Ангальте, адъютанте императрицы Екатерины II.
17 июля	«В девять прибыл в сухопутный Кадетский корпус. Его директор граф Де Бальмен лично сопровождал меня и показал заведение во всех подробностях. Мы осмотрели классы, спальни, столовые, лазареты, кухни и проч., все в очень хорошем состоянии. Общее число помещений, согласно плану, составляет 600, если не ошибаюсь. Огромнейшее здание! Эта империя во всем демонстрирует свои колоссальные размеры!»	Речь идет о графе Антоне Богдановиче Де Бальмене, директоре Сухопутного кадетского корпуса.
6 августа	«Императрица вернулась после двенадцати и проследовала в свои покои, где обедает сегодня с офицерами Преображенского полка, полковником которого она является; я присоединился к ее свите и ушел вместе с ними. Всем на двух подносах поднесли чарку, и Ее Величество взяла ее сама стоя и выпила, очевидно, следуя древнему обычаю этой страны. Затем она прошла к столу, где сидели только офицеры полка, причем была одета в ту же форму, что и они, но сшитую специально для женщины».	Моисей Альперович пишет, что Миранда присутствовал на трапезе «… в своем обычном синем мундире с красной отделкой и нашивками полковника…». Кроме того, Миранда обращает особое внимание на то, что сама императрица была в военной форме.
10 августа	«Рано утром уже был у Мелиссино, поджидавшего Де Линя и меня, чтобы отвезти на общие учения Кадетского корпуса. Прибыл туда в десять, корпус уже стоял под ружьем и выглядел поистине великолепно».	Став свидетелем учений кадетского корпуса, Миранда пишет: «Какие все же у сей нации замечательные юноши!»
18 августа	«Императрица просила также передать, что поскольку испанцы придирались ко мне по поводу формы, то если я хочу носить мундир российского полковника, это не только ни у кого не вызовет возмущения, но, напротив, чрезвычайно ее порадует. Я поблагодарил за все те милости и почести, коих Ее Величество меня удостоила, и сказал, что теперь, возможно, не буду носить никакой формы, в том числе и испанской, но тем не менее высоко ценю благодеяния Ее Величества и с признательностью их принимаю».	Речь идет о разговоре с Александром Андреевичем Безбородко, фактическим руководителем внешней политикой Российской империи. В связи с переданным Безбородко предложением императрицы, Миранда пишет: «…я отправился пить чай с доктором Гатри, который посоветовал в любом случае принять разрешение носить форму, столь щедро предложенную мне императрицей, хотя бы в знак особого к ней уважения. Я признал, что он прав, и решил объясниться по этому поводу в письме».
18 августа	«Г-н граф! Я получил копию циркулярного письма, которую в. с-во вчера приказали [снять] в Вашей канцелярии, и прошу Вас кроме того добавить туда (поскольку везде есть недоверчивые злые люди) в письменном виде содержание повеления или приказа ее в-ва императрицы по поводу [права] носить, с ее полного соизволения, мундир русского полковника в случае, если бы я пожелал им воспользоваться. Ибо, поразмыслив, я думаю заказать таковой, чтобы при необходимости употреблять его, неизменно храня наравне с письмом ее и. в-ва, как наиболее выдающийся, почетный и лестный на свете знак отличия, каким я мог бы обладать. Прошу Вас, г-н граф, соблаговолить извинить меня за хлопоты, кои вынужден Вам причинить, и принять самые искренние изъявления моей благодарности за проявленное Вами в настоящих обстоятельствах особое участие ко мне, о чем всегда будет помнить с величайшей признательностью и глубочайшим уважением тот, кто имеет честь быть в. с-ва нижайший и покорнейший слуга Ф. де Миранда П.С. Я получил от г-на Сатерленда кредитные письма на сумму 2000 ф.ст., дав ему расписку. Г-ну гр[афу] Безбородко».	Миранда, следуя рекомендации своего друга, доктора шотландского происхождения Мэттью Гатри, врача петербургского Сухопутного кадетского корпуса, решил написать графу Александру Андреевичу Безбородко письмо. В этом письме Миранда просит главу Коллегии иностранных дел добавить в циркулярное письмо «…содержание повеления или приказа ее в-ва императрицы по поводу [права] носить, с ее полного соизволения, мундир русского полковника в случае, если бы я пожелал им воспользоваться», поскольку, после некоторых размышлений, Миранда прикажет пошить себе форму полковника императорской армии. Миранда понимает, что подобный документ послужит своего рода «патентом» и позволит ему в будущем носить русскую военную форму и избегать происшествий, подобных тому, которое имело место в Петербурге между ним и поверенным в делах Испании Педро де Маканасом.
19 августа	«Рано утром написал Безбородко, прося его письменно изложить то, что вчера он передал мне на словах, ибо действительно надумал заказать и в случае необходимости надевать мундир российского полковника, представляясь таковым, коль скоро Ее Величество столь великодушно пожелала меня облагодетельствовать. Я тут же позвал портного и приказал сшить мне форму полковника Екатеринославского кирасирского полка — гордости Екатерины, — шефом которого является князь Потемкин».	Отправив письмо графу А. А. Безбородко, Миранда принял решение пошить форму по модели, используемой в Екатеринославском кирасирском полку (тяжелая кавалерия) под команованием бригадира Казимира Ивановича Майндорфа, непосредственно подчиняющегося князю Григорию Потемкину.
19 августа	«Милостивый государь! Ее Императорское Величество, убежденная в Вашем ревностном желании служить ей и готовая предоставить Вам такую возможность в любое время, когда Вы сочтете это необходимым, разрешает Вам носить мундир ее Армии. Имея честь сообщить вам волю моей Государыни, пользуюсь случаем, дабы принести Вам уверения в своем глубочайшем почтении, с чем и остаюсь Ваш нижайший и покорнейший слуга А. Граф Безбородко Господину полковнику графу де Миранда В дом генерала Левашова. Киев, 22 апреля 1787 года».	Письмо, направленное графом Алексанром Андреевичем Безбородко Франсиско де Миранде. Важно отметить, что письмо датировано 22 апреля 1787 года, когда Миранда находился в Киеве.
22 августа	«Ваша светлость! Среди милостей, коими ее в-во соизволила меня удостоить, разрешение с полного ее согласия носить мундир полковника русской службы, если бы я захотел им воспользоваться,… я всегда буду рассматривать как самые почетные и лестные в мире знаки отличия, оказанные мне когда-либо....” «Вследствие чего я заказал здесь форму Вашего Екатеринославского кирасирского полка, дабы увезти ее с собой в качестве драгоценного сувенира, коль скоро сие получит Ваше совершенное одобрение». «… имею честь высказать мое глубокое почтение и совершенную признательность. Вашей светлости нижайший и покорнейший слуга Ф. де Миранда. Его светлости князю Потемкину».	Выдержка из письма Миранды Григорию Потемкину, где тот сообщает князю о решении пошить военную форму. Петербург, 22 августа 1787 года.
27 августа	«Портной принес мундир, шинель, плащ, панталоны и проч., что обошлось мне в 200 рублей, и еще 56 — шелковый пояс». «Пошел обедать к Бецкому, где мы уговорились встретиться с супругами Гатри, чтобы вместе идти к Мелиссино на торжественный акт по случаю вручения юными великими князьями двух медалей воспитанникам корпуса».	Утром 27 августа 1787 года Миранда получает военную форму, на пошив которой ушло 8 дней. Вечером Миранда присутствует на приеме, где также присутствуют князь Александр Павлович Романов (будущий император Александр I) и его брат Константин Павлович Романов. Миранда получил приглашение от генерала артиллерии Петра Ивановича Мелиссино, командира Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса.
27 августа	«Уже после нашего приезда, когда корпус был развернут в боевой порядок, прибыли молодые князья в сопровождении Салтыкова и Ангальта. Маневры начались с артиллерийских стрельб и т.д., затем все присутствующие военные встали в круг и великие князья вручили медали двум воспитанникам, рекомендованным директором».	Факты говорят в пользу предположения, что на этом приеме Миранда был одет в форму полковника Екатеринославского кирасирского полка.
30 августа	«Оттуда отправился в Академию художеств, ибо секретарь ее, господин... приглашал меня посмотреть статую императрицы. Я нашел его в великолепно обставленном кабинете...»	На этом приеме Миранда к своему удивлению узнал, что Османская империя объявила войну России, и что дипломатический представитель Петербурга в Константинопле Яков Булгаков, которому венесуэлец нанес визит 15 августа 1786 года, находится под стражей в Едикуле (также известном как Семибашенный замок).
1 сентября	«…что две армии уже готовы выступить: одна под командованием генерал-фельдмаршала Румянцева, другая — князя Потемкина; что, очевидно, боевые действия не начнутся до весны, поскольку именно в это время года в стане противника свирепствуют разные болезни, и т.д.»	Миранда узнает, что его друзья князь Григорий Потемкин и фельдмаршал Петр Александрович Румянцев-Задунайский были назначены командирами независимых армий, которые встанут на защиту Российской империи.
3 сентября	«После чего пошли покупать шелковый пояс для моего мундира, который на фабрике, где делают позументы, нашивки и проч., обошелся мне (без кисточек) в 56 рублей. На этой мануфактуре, под названием Могонковская, трудятся 200 рабочих. Я остановился посмотреть, как делают галуны на машине, похожей на орган, которой управляют ногами... или силой привычки».	Обратите внимание, что Миранда покупает деталь для своей униформы. Вероятно, он заказывал этот пояс ранее, однако, судя по всему, 27 августа 1787 года пояс получен не был.
5 сентября	«Портрет фельдмаршала Румянцева, выполненный пастелью, две посылки с 34 гравюрами, сверток с тремя небольшими книгами, 2 турецких альманаха, 3 пастельных рисунка медальонов, модель головы, упакованная железная сабля, пара брошей, пакет с визитными карточками и одной медной медалью. Кронштадт, 5 сентября 1787 года. Джон Робинсон Капитан “Дельфина”».	Выдержка из списка багажа, который Миранда передал капитану «Дельфина» Джону Робинсону. Обратите внимание, что он упоминает упакованную железную саблю.

← Личности, с которыми был знаком Франсиско де Миранда

Финансовые вопросы →